Старая война
ДОМА
ПРОЛОГ
Ты думал: высоту родной земли
Небесных молний копья стерегут
И что бесчисленные корабли
В дни бедствий к нам на помощь прибегут?..
О, тяжело надежду потерять!..
И в ужасе беспомощно взирать,
Как безнаказанно твой край родной
Терзает враг преступною рукой!
Правители беспечны; что им в том,
Хоть весь народ армянский истребят.
Они наш край исконный, отчий дом,
Нас не спросясь, врагу отдать хотят.
И тот, кто божьим именем пришёл
Со словом утешения, с крестом,
Сказал: «Терпите!» Взгляд горе возвёл.
А если в муках гибнем мы, что в том?..
И льются, льются реки жгучих слёз
Несчастного народа. Льётся кровь
Среди мучений, казней и угроз.
И ужасы творятся вновь и вновь.
И обступила гибель нас кругом.
Измученные телом и душой,
Взывали мы: «За что же это? В чём
Мы, боже, провинились пред тобой?..»
1
Страданья народа низвергли меня
С нагорий Гугарка, цветущих весной,
И скорбную лиру порою ночной
Вручали мне, душу стенаньем тесня.
Рыдай, моя песня, как вьюга в ночи,
Над осиротелой, безлюдной землёй!
В ворота тоски бессонной стучи:
Где он — твой изгнанник, где мученик твой!
Стенай, моя песня, лети далеко
Над тьмою, где слёз неизбывен поток!
Как странник бездомный, вздыхай глубоко
У чуждых ворот, на распутьях дорог.
2
И словно изгнанника-странника тень,
Душа моя бродит, блуждает с тех пор,
В печали встречая неведомый день,
В ночах не смыкая измученный взор
Потеряно всё, чем владела она,
Что ищет, того на земле не найдёт.
Не ведая сна, как потока волна,
В иные края безотрадно течёт.
И вдруг, возвращаясь с чужой стороны,
Глядит с перевала, с седой крутизны,
И видит: во тьме, в долине — на дне
Цветёт огонёк в знакомом окне.
И мирною лампой опять озарён,
Он в кресле, рукою висок подперев,
Сидит. И пред ним проходят, как сон,
Былые страданья, и муки, и гнев.
Здесь отчего крова старинная сень,
И книги, мерцая, глядят в полутьму.
И в чёрной одежде, как добрая тень,
Любимая мать его входит к нему.
«О чём ты задумался, мой дорогой?
Скажи, Ваган-джан, не таись предо мной!..
Ты блекнешь, как лист, тоскуешь, молчишь.»
«Так, мама. Немного болит голова.
А ты-то сама? Почему ты не спишь?»
«Сыночек, меня не обманут слова.
Не спишь ты — и я, как видишь, не сплю.
Скажи, Ваган-джан, кто отнял твой сон?
В какую красавицу сын мой влюблён?»
«Да, ты угадала, нани, я люблю.»
«Ну то-то! Со мною не думай хитрить!
Вот я о беде и узнала твоей.
Сынок, от меня тебе тайны не скрыть,
Ты знаешь, как зорки глаза матерей.
Ну, кто же она? Ты скажи; я пойду
И в дом наш невесту твою приведу».
«Не сможешь ты, мама. Нельзя к ней пойти.
Из плена не сможешь её увести,
Увы, ты не знаешь, не знаешь её!..
Прости мне. В ней жизнь и мученье моё.
Но нам не дойти до неё, не спасти».
И мать так печально, понуро, стара,
К себе удаляется тихо опять
И просит у бога без сна до утра —
И сына, и мир весь, и всех отстоять.
3
Но вот появился какой-то чужой.
И юноша некий ещё с ним пришёл.
Читают, толкуют всю ночь меж собой.
И спор подозрительно шумный пошёл.
«Скажи, Ваган-джан, — кто такие они?
Не ровня тебе — чужаки, бедняки!..
Всю правду скажи своей старой нани —
О чём до утра их трещат языки?»
«Ах, мама! Друзья они лучшие мне,
Изгнанники. Негде главу преклонить.
Гостил я у них — в далёкой стране,
А друга ведь надо в беде подбодрить».
«Дитя моё бедное, милый мой сын,
Друзья твои голь и бродяги, видать!
Невеста в плену, далеко. Ты один!..»
— Вздыхает, бормочет несчастная мать
И тихо в свой угол печально идёт.
Сидит в своей комнате, тёмной, пустой,
И старого мужа беспечного ждёт,
Который ещё не вернулся домой.
А что старику? Он домой не спешит,
С друзьями весь вечер в духане сидит.
В ДУХАНЕ
Всё стихло на улочке тёмной, пустой.
Ночь на землю пала. И, за день устав,
Склонясь на прилавок, вином залитой,
Духанщик забылся, видать, задремав.
Чуть лампа горит с непротёртым стеклом
А в тёмном углу за бутылкой вина
Сидят ещё трое друзей за столом,
Сидят по привычке они допоздна.
«Ведь вот наказание!
Мой-то сынок
Ни слова не слышит!.. Ни слова — в ответ.
Всё думает! Ах ты — побей тебя бог!
Начнёт говорить: не пойму, что за бред!..
Не нравится наш ему старый закон.
Народ, мол, в ярме — под гнётом у нас!..
Да и не понять и не вспомнить, что он
По-книжному, трудно, толкует подчас;
Мол, это — вот этак, а то, мол,— вот так.
Одно, мол, из двух —
иль они, или я!..
«Молчи! — говорю. —
Ты — безмозглый чудак!» А он мне: «Поймёшь ли? Где честь ты моя!..»
«Ха-ха-ха! Вот чушь, друже, ты понёс! Вот так новый сын, братец Мартирос!
Ну-ка, друг, нальём,
Чашу изопьём!
Понимаешь ты, что сказал сейчас?
Пусть сын твой живёт,
Дом твой бережёт,
Чтоб огонь у вас в очаге не гас!» —
Так круг стариков смеётся и пьёт.
Но здесь начинается только рассказ.
«.Боюсь я. Чего б не случилось у нас.
Эх, скоро ли будет мученью конец?
Смотрю, как бы лучше. Да как бы. Да вот.
Ведь нет у него ни дел, ни забот.
А я сокрушаюсь. Я ведь отец.
Он знает лишь горе мирское одно.
Не знает, видать, куда себя деть?
И друг ли, чужак ли — ему всё равно.
Он рад и бродяге дверь отпереть.
"Ваган, что нам делать?
Ваган, как нам быть?
Ваган, что ты скажешь?
Когда же мы в путь?.."
Смекаете вы — откуда их прыть?
Друзья, понимаете вы что-нибудь?»
«Туда?» — «.Ох, туда!.. Ну, ну —
и вопрос!..
Давай, наливай ещё, Мартирос.
И за молодых мы выпьем до дна».
«Эх, друг! Из-за них не знаю я сна!»
«.Я сам ведь не раз собирался бежать.
И кто не болеет. душой не скорбит?..
О господи. Мирно не можем мы спать.
Пусть горе исчезнет, добро победит!» —
И налил в стаканы друзьям старичок.
Рассказа конец ещё, видно, далёк.
«Спасибо вам. Будьте здоровы, друзья!
У нас же.
Такого не видывал я:
У нас — что ни ночь —
и спят и живут.
Десятеро — прочь,
а двадцать — придут.
Дашь пить им и есть,
что в доме ни есть.
А спорят! Шумят всю ночь напролёт!
И всё им равно — где ни лечь, где ни сесть.
Иной — на полу и на голом уснёт.
Один — на столе,
другой — под столом.
Им мусор, и грязь, и пыль — нипочём!»
«Ха! Ха-ха! Ха-ха! Насмешил до слёз.
Эй, ещё налей, братец Мартирос!
Ну-ка — от души выпьем! Благодать.
Слушай. Хороши парни-то, видать.
Правильно живут!
Человек — не тот,
Кто лишь о себе
полон век забот.
Нет! Того, кто всё людям отдаёт,
Человеком мы можем называть!
Вот таких людей сохрани, господь!»
Уж темным-темна за оконцем ночь.
Разговор дошёл до конца не вплоть.
Выпить старики и ещё не прочь.
4
Пустынною улицей тёмной идёт
Старик Мартирос из духана домой.
Он кашляет громко и спор сам с собой
В ночной тишине возбуждённо ведёт.
А в комнате сына огонь. Там не спят.
Товарищи сына там спорят, шумят.
В дверях Мартироса встречает жена.
И ей не до сна,
в волненье она.
Едва Мартирос шагнул за порог,
Метнулась жена к нему, словно тень:
«Ты знаешь, проведала я, муженёк,
О чём наш сынок грустит целый день!
Ты знаешь, ведь он влюбился в одну.»
«Влюбился? Ха-ха! —
Старик ей в ответ. —
Влюбился в одну? Ну — ум!
Ну и ну!
Он любит народ! Скорбит за страну,
Других у него и помыслов нет.
Да знаешь ли ты, чем люди живут?
Чем полон весь мир,
чем встревожен весь свет?
Ты слышишь — о чём они там поют?..»
ПЕСНЯ ЮНОШЕЙ
За тёмными кряжами горных громад
Томятся они во мгле.
Свободы хотят они, жизни хотят,
Счастья хотят на земле.
За гребни гор
Сквозь облак дым
Мы полетим
На помощь к ним.
Эй, не довольно ль, деспот злой,
Тебе бедняков терзать?
Но ты спознаёшься с бедой,
Расплаты не миновать!
Мы за свободу выйдем в бой
С врагами грудь о грудь.
Наш боевой, наш грозовой
Не преградите путь.
Пулей и словом,
Полные гнева,
Молнией, громом
Грянем мы с неба.
Друзья, крепитесь!
К вам мы, к вам
Во всеоружии идём!
К счастливым дням,
К свободным дням
Отчизну поведём!..
5
Дрожат и бледнеют, молчат старики
И слушают дерзкие песни слова.
Старушка полна тревоги, тоски,
Поникла седая отца голова.
Что в дедовском доме творится у них?
А песня — отколь залетела она?
Да, прежде не слышали песен таких,
И неукротима она, и страшна!
И полны тревоги, смущенья, тоски,
Как будто лежат на горячих углях,
Ворочаются без сна старики,
Пока не забрезжило утро в дверях.
«Сыночек, вы что там надумали петь?
Опасная песня, не быть бы беде.
В какую страну собрались вы лететь?
И что там случилось? И где это, где?»
«Ах, мама, — ну песня как песня.
Подряд Все в юности разные песни поют!
Друзья мои молоды. Мысли парят.
Далёкие страны к себе их влекут.»
И сходятся к вечеру вновь, и шумней,
Тревожнее споры, теснее их круг.
Кричат, как под осень стада журавлей
На озере, перед отлётом на юг.
И вдруг все исчезли. Растаял их след.
Ушёл и домой не вернулся Ваган.
И ждут старики. Но всё нет его, нет.
Бесследно пропал, будто канул в туман.
И вот на исходе четвёртого дня
Письмо от Вагана пришло наконец:
«Не мучьте себя, не ищите меня.
Прощайте, любимые мать и отец!
Вы дали мне жизнь, вскормили меня,
И я перед вами, родные, в долгу.
Но в горе земля, как в море огня,
И я в стороне стоять не могу.
Пусть будет мой путь и труден и крут
В кровавом и грозном мире скорбей.
Другие отцы теперь меня ждут,
И слышу я зов других матерей.
Простите, что вас я покинул одних,
Что не дал я вам за любовь ничего!
Увидимся, если останусь в живых.
Простите же сына! Забудьте его!»
6
И, руку с сыновним письмом уронив,
Безмолвна, с заплаканным, бледным лицом,
Глаза на туманный закат устремив,
Старушка сидит на пороге пустом.
Мурлычет котёнок и трётся у ног.
Прижался к плечу племянник-малыш.
И взгляд его грустен, наивен, глубок:
«Что плачешь, ты, бабушка? Что ты молчишь?»
И смотрит туда, где закат отпылал,
Старушка — в безвестную тёмную даль,
Где сын её, сын ненаглядный пропал,
Где бедствие, горе, и кровь, и печаль.
«О божия мать! Ты спасаешь везде.
О воин Саргис — господень святой ,
Храните его, защитите в беде!
Пролейте на мир тишину и покой!
Молю вас: придите на помощь ему,
Скитальцу единственному моему!..»
И льёт она горькие слёзы из глаз,
И молится, жаркою верой полна,
Пока за холмами закат не погас
И ночь не настала, тиха и темна.
7
Всё смолкло, укутались горы во мглу.
Заснул тишиной напоённый простор.
Лишь в старом духане, в привычном углу,
Под лампой три друга ведут разговор:
«Эй, что ты задумался, друг Мартирос?
Всё будет отлично! Давай-ка стакан!
Вот только бы счастья господь нам принёс!..
Вернётся и жив и здоров твой Ваган!
На доброе дело отправился он,
Пусть бог на чужбине его сохранит!..
Так что же ты, братец, сидишь — удручён,
Глаза опустил, и стакан недопит?..
Пей, друг Мартирос, да ещё нам налей!
Сомненья свои и унынья развей!»
В СТРАНЕ
ПРОЛОГ
В далёкой стране из груды горы
Источник воды живой истекал.
Но жадный вишап выползал из норы
И к этой воде людей не пускал.
А люди, чтоб жажду свою утолить,
Воды запасти, — дракону они
Должны дочерей своих были дарить
И пили не воду, а слёзы одни.
Но витязь пришёл из Светлой страны,
Дракона в бою мечом поразил,
И светлый поток животворной волны
На веки веков народу открыл.
Нет, это не сказка о жизни былой,
Не старый волшебный песенный сказ,
А случай, действительно виденный мной,
И сказок давно не бывает у нас.
Дракон кровожадный, коварен, жесток,
Давно у источника счастья залёг,
И блекнут на склонах нагорных цветы,
Потоками крови и слёз залиты.
1
Ло-ло, ло-ло!
Склоны гор!
Эй, Тарон , весна наступила вновь!
Эй, красавиц искристый взор,
Эй, свобода, счастье, любовь!
Ло-ло, ло-ло!
Преклоняйте, горы, в поклоне стан,
Проезжает здесь Мусабек,
Гнитесь, шеи робких армян,
Вы в ярме, вы в петле навек.
Где красавица есть, где золото есть —
Всё владыке отдай своему.
Что ему ваша воля, и правда, и честь?
Кто противостанет ему?
Если в Муш-стране он взмахнул мечом,
Ван от силы удара его задрожал.
До Арзрума летит его выстрелов гром.
Никнут в страхе и стар и мал.
2
Поклонись, армянин! Иль тебе конец.
Мусабек проезжает — гляди!
«Эй! — кричит, — выходи-ка, святой отец,
Всех, кто в доме есть, выводи!»
И от страха полуживой, —
Стынет ужас в тёмных глазах, —
Показался священник седой
Под навесом, в тёмных дверях.
«Ну, отец святой, ты доволен мной?
Подними-ка глаза, ага!»
«Господин, сам бог доволен тобой.
Дай бог счастья тебе, ага!»
«Ты доволен? Так долг свой плати сполна,
Выводи свою дочь, Шогик!
Поживей, старик! Пусть она
Моих жён украсит цветник!»
Молча старый священник пред ним стоит,
Побледнел, головой склонясь.
Не поймёшь — он смеётся иль плачет навзрыд,
Через силу в улыбке кривясь.
«Ха-ха-ха! Святой отец — ты чего?»
«Ха-ха-ха!» — весь отряд кругом.
И от жуткого смеха того
Ужас вдруг охватил весь дом.
«Эй, кто ропщет на Мусабека здесь?
Мусабек на весь мир один».
А старик: «Мы довольны, ага!.. Нам честь,
Славный, щедрый наш господин.
Но, ага, снизойди и к нашей судьбе —
Два-три дня ещё удели.
Дай отсрочку нам, чтоб по чести тебе
Мы отдать невесту могли.»
«Два дня. Ладно. Но помни, святой отец,
Я вернусь — ты мне дашь ответ!
Если что. Ни на небе, ни под землёй
От меня избавленья нет!..»
Ло-ло-ло, зелёный Тарон,
Твои склоны — цветной ковёр.
Но умолк «Ло-ло» перезвон
За глухими кряжами гор.
3
Зачем тревожно колокол гудит
На колокольне сельской в поздний час?
«Уж не беда ль какая нам грозит,
Не подожгли ль враги село у нас?..»
«Эй, что случилось? Что в ночную тишь
Усталых будишь? Что ты, поп, звонишь?»
«Сироты, детушки! Ко мне, сюда!
На плечи мне обрушилась беда!»
А медный звон летит в ночной туман.
И разбудил, собрал весь Талворик.
И, горя полн, убогих поселян
Зовёт на помощь жалкий поп-старик.
«Соседи, друзья! Придите
На свадьбу Шогик моей!
Цветы с полей принесите,
Венок совьём мы ей!
Взрастил я, чуждый скверны
Росток, души благодать.
Но появился неверный,
Он жизнь мою хочет отнять.
Отцы, в ком души живые,
Есть дочери и у вас!..»
Вздыхают крестьяне седые,
Не подымая глаз.
«Жаль твою Шогик, жаль цветок Шогик!..
Эх, отец! Нам жаль дочери твоей!..
Бедный ты отец, бедный ты старик…
Пусть погибнет враг, гром его побей!..»
Среди ночи на звоннице колокол бьёт,
Старый, бедный священник на помощь зовёт:
Несите тревогу в другие края,
Пусть все наши близкие слышат набат!
Пусть помощь скорее пошлют друзья,
С войсками и пушками к нам поспешат!»
Напрасно, увы, на восход, на закат
Старик устремляет беспомощный взгляд.
Нет чуда. Всё тихо. Дороги во мгле.
Глубокая ночь на армянской земле.
Вновь колокол стонет. И стон его дик,
И кличет всё громче несчастный старик.
«О, боже, услышь! Вот молитва моя
Последняя! Может быть!.. Не допусти!
Ты тоже — отец, и в сединах, как я, —
Сойди, по-отечески нас защити!»
Но лик отвращает господь от армян,
Надежды и помощи им не даёт.
И вот, облачённая в чёрный туман,
Бессонная, ужасов ночь настает.
4
О тёмная ночь, бессонная ночь,
Бездонная пропасть тоски и скорбей.
«Дитя!.. Почему ты не спишь, моя дочь?
Всё плачешь, приникнув к подушке своей?»
«Ни сна, ни отрады нет мне, нани.
От глаз моих дрёма в испуге бежит.
Едва их прикрою, всё чудится мне,
Что злой Мусабек предо мною стоит.»
«Дитя, ты усни, ты не бойся сейчас.
Усни!.. Ещё есть господь в небесах.
Мы курдов и турок видали не раз.
А ты — успокойся. Пустое — твой страх!..»
«Ах, мама, кто плачет всю ночь до утра,
Кто плачет, да так, что слышать невмочь.
Взгляни за окно, рассветать уж пора.
Ах, как тяжела, как страшна эта ночь!»
«Дитя, это стоны "Ночной Сироты",
И сказка о той Сироте сложена.
Была она девушкой прежде, как ты,
Но птицею стала, и плачет она.
Злой турок, увидев её, проследил,
И в дом к ней ворвался, и брата убил.
И к богу она обратилась с мольбой,
Измучена горем и смертной тоской:
"О боже! Дай крылья быстрые мне,
И пусть!.. о, пусть я, как птица, умчусь!
Я в страхе — весь день. Я плачу во сне.
Дай крылья! И я улечу! Я спасусь!.."»
А мать продолжает:
«Время идёт,
А та — Сирота — всё летает она.
И кличет она. Зовёт и зовёт
Единственного. Печали полна.
Дитя моё, спи. Ведь есть ещё бог.
Молись про себя. Милосерден творец.
Ведь ночь не навек. Рассвет недалёк,
Настанет беде и скорби конец.»
Стук. Стук.
«Кто стучит у наших дверей?
Разбойник стучит к нам в ночь или вор?..»
Стук, стук.
«Эй, отец, открой нам скорей!
Хозяин, вставай, открывай свой затвор!..»
«Иль то безъязыкие курды стучат?..»
Страхом весь дом небывалым объят.
Под одеялом, дыханье тая,
Прячутся малыши и не спят.
Мать замерла, что делать теперь?..
Шарит руками во тьме наугад.
Дочь к ней припала безмолвно. А в дверь
Громко и непрерывно стучат.
Старенький поп — ни мыслей, ни слов.
С трепетной, тускло горящей свечой
К двери идёт, открывает засов,
Встал он лицом к лицу с темнотой,
С говором сдержанных голосов.?
Кто? Разглядеть в полутьме не могли.
Трое неведомых молодцов.
Звякнув оружием, в двери вошли —
И по-армянски: «А ну-ка, отец, Благослови нас!» — они говорят.
Вспыхнул светлее тусклый светец.
Смотрит старик. И рад, и не рад.
«Кто вы — так поздно? Откуда ко мне?»
«Мы из России! Расскажем потом.»
«Но ведь опасно в этой стране.
Смерть притаилась за каждым углом!..»
«Вот мы поэтому к вам и пришли».
«А не покинули — спрос ведь не грех
— Близких под небом родимой земли?»
«Да, — отвечают, — покинули всех.»
Тёмная ночь, бессонная ночь,
Скорбная ночь твоя, Айастан
Тёмная ночь, бездонная ночь,
Полная слёз, и надежды, и тайн.
Айастан — Армения.
1902