В беспредельность

В беспредельность

Крутясь, шумел серебряный поток,

Играло солнце в ясной синеве.

Забыв про мир печалей и тревог,

Играли мы в той сказочной траве,

И лёгкий смех летал, мой слух дразня:

—           Лови меня!.. Поймай меня!..

Поймать её не удавалось мне:

Манила белизной издалека,

То вдруг в лесной мелькала глубине,

И здесь, и там — стремительна, легка.

И всюду смех летал, мой слух дразня:

—           Лови меня!.. Поймай меня!..

Но, изловчившись, я её настиг.

И в тот же миг она в моих руках

Голубкой белой стала.

Слабый крик

Услышал я, увидел крыльев взмах.

В последний раз на яркую траву

Взглянула и метнулась в синеву.

II

Глаза после сна открылись и — ах!

— Весёлое солнце стоит у окна,

И млеет в его невинных лучах

Природа — беспечна, свежа и нежна.

Хоть минула ночь, хоть вспыхнул рассвет

— Но тьма залегла в ущелье, в глуши,

Вот так и мой сон, его тёмный след —

В глубинах моей смятенной души.

Пусть сон — только сон.

Но от дома вдали,

Бывает, не можешь ни пить, ни есть:

Дурные предчувствия в сердце вползли,

Пророча о чьей-то гибели весть.

Мне снилось, голубкою стала Асмик,

Голубкою стала, из рук моих вмиг

Вспорхнула. Да снилось ли? что значит сон?

Где сон и где явь, если слышишь ты зов

И сам отозваться сейчас же готов,

И мучит, как въяве, и радует он?

Живою была — и стала мертва.

И сон отлетел — появившись едва.

Жизнь. Сон. Перепутались эти слова,

И оба пройдут, и оба суть ложь.

Напрасно бессмертья искать в вышине:

Оно в вещих душах — в тебе и во мне,

В которых всегда — наяву и во сне —

Я есмь и ты есть, я живу, ты живёшь.

И вот. почтальоном мне весть вручена,

Что ждёт меня дома больная жена.

III

Домой же, домой.

Бессонный, прямой

Мой путь — как во сне.

И мир с двух сторон

Пустился в обгон

Того, что во мне.

То солнце, то мрак,

То этак, то так —

Схожу я с ума,

Мутится в глазах,

То радость, то страх,

То солнце, то тьма.

То вижу её:

Окошко своё

Раскрыла она,

В весенних лучах,

С улыбкой в очах, —

Сама как весна.

То вижу: мертва,

В цветах голова.

Асмик уже нет!

Льют свечи на гроб,

На мраморный лоб

Мерцающий свет.

Домой же, домой.

Ослепший, немой

Иду всё быстрей,

Всё уже тропа.

Чернеет толпа

У наших дверей.

Обрушился мир.

Несчастен и сир,

Стою, помертвев.

На улице тишь —

За стенами лишь

Рыдает напев.

IV

«Асмик-джан, вставай. вставай же. он здесь!..»

— Молила её в отчаянье мать.

И ладан курился. Под веками резь.

И гроб белый-белый. И глаз не поднять.

Теряю сознание. Пусто. Черно.

Швыряла на камни, тащила на дно

Меня, обезумев, в ущелье вода,

Я мчался с потоком, не зная куда:

Был берег высок, и гладок, и пуст —

Хоть выступ какой-то, какой-нибудь куст —

Кругом неподвижность, безмолвие, ночь,

И нет ни души, что могла бы помочь.

V

—           Ха-ха! ха-ха-ха! — весельем звеня,

Откуда-то смех долетел до меня.

В себя прихожу, открываю глаза,

Вновь солнце — как будто промчалась гроза.

Вот люди, вдоль стен сидящие в ряд,

О чём-то своём не спеша говорят,

Чуть слышны слова, непонятна их связь,

Порою смеются, ничуть не таясь.

Ко мне обратись, бесстрастный старик

Со мною повёл разговор напрямик:

—           Не плачь, дорогой, ведь ты не дитя,

Что плакать о смерти мгновенье спустя:

Асмик никакая мольба не слышна,

Она не поймёт, не вернётся она.

Её сам Господь в назначенный час

Призвал, и рассвет её ранний угас.

Мы — смертные люди, ничтожество, прах,

Мы — мёртвая глина в господних руках.

При жизни могучим иль немощным будь —

Нам всем уготован единственный путь

По воле Господней.

Мы здесь лишь на миг

— Подвижник и грешник, дитя и старик,

Где сыщется тот,

Кто вечно живёт!

VI

Внимая ему, в тот миг я и сам

Пред властию смерти смириться хотел.

Я думал о том, что отпущенный нам,

Убогим невеждам, столь краток предел.

А может быть, смерть — это благо из благ?

Куда она манит? откуда? и как?

И думал ещё: что — жизнь? и что — смерть?

Лишь вечности формы, лишь рока игра,

Великих, нетленных основ круговерть —

Как «было» и «есть», как «сегодня-вчера»,

То время, что было «сегодня» с утра,

Становится к полночи новым «вчера».

«Вчера» и «сегодня», смениться спеша,

Скрепляют свою вековечную связь,

Единым становятся. Так же душа,

своей оболочкой непрочной простясь

— Бессмертной пребудет во все времена,

Поскольку извечна, как Время, она,

Поскольку извечна она, как Любовь —

Поток быстротечный, в котором вода

То волны взметнёт, то разгладится вновь,

В простор океана стремясь сквозь года,

В простор, что во веки веков будет полн

Живой жизнью капель, течений и волн.

Тот вечный поток ни на миг не мелел,

И высший ему уготован удел:

Он мчит в запредельности воды свои

К долинам блаженства, к отчизне любви.

Там нет ни людей, ни мук, ни утех,

Объемлет единая жизнь вся и всех.

Так в чём же любви сокровенная суть,

В чём тайна блаженства? —

Себя позабудь! Растай! растворись! —

Вот истины высь!

Так, к жизни нездешней в неведомый день

К небесным высотам, к стране ли иной

Дорогой, которой ушла её тень,

Отправлюсь, покинув предел мой земной,

С ней встречусь я, как со звездою звезда,

И в жизни блаженной с ней буду всегда.

VII

Но втайне надежда явилась на миг:

Быть может, лишь спит и проснётся Асмик?

Случилось же так, я слыхал как-то раз:

Шли похороны, и уже под конец

Вдруг в яме могильной очнулся мертвец.

Такое ж случиться могло и у нас!

VIII

— Нет! больше она не вернётся сюда

И ты обездоленным будешь всегда!

Постолы железные можешь надеть,

Скитаться, любовь окликая свою, —

Её ты не встретишь ни нынче, ни впредь

Нигде: ни в отчизне, ни в дальнем краю!..

И этот, тобой ещё видимый прах

Исчезнет в земле у тебя на глазах:

Придут равнодушные дни — и уйдут,

Землёй станет тело. И звуком пустым

Для мира живых, для оставшихся тут

Её сгинет имя, растает, как дым.

Исчезнет. Так ныне пропал даже след

Той жившей когда-то, за тысячу лет

До нас — а она была так же нежна

И так же, любя, улыбалась она.

Что — жизнь человека? что — сам человек?

Движения, облик, улыбка — всё тлен.

За гробом же он попадает навек

В безмолвный, недвижный, незыблемый плен.

— Так голос безжалостный мучил мой слух,

Терзал мою душу, неволил мой дух.

Молил я, чтоб он замолчал, онемел,

И сердце чтоб вырвать, я силы напряг

И слова я ждал, чтоб остался в нём цел

Хоть отблеск надежды, спасения знак.

Хотел я воззвать: «Дай сил побороть.» —

Но вспомнил, что смерть посылает Господь.

IX

Точно жгучей, злой, чёрной боли стон,

Нависал над всем похоронный звон.

В копоти от свеч храма тёмный неф,

Панихидный ввысь полетел напев.

Литургии скорбь. Этой скорбью весь

Полон храм и все, что толпятся здесь,

Посредине гроб, белый гроб, её,

И в гробу — она, словно ей жильё —

Этот белый гроб, словно спит она,

В подвенечный шёлк вновь облачена.

Нет у ней обид на свою судьбу,

Как у белых роз на её гробу.

И тогда смущён вновь — и вновь угрюм —

Я хотел постичь, напрягая ум, —

Что случилось здесь, что передо мной?

Где она сейчас, где он — мир иной?

Будто вдруг ушла почва из-под ног,

Ни о чём уже думать я не мог,

Я стоял, застыв, сникнув, онемев,

В тишине летел к небесам напев,

Чисто и светло звуки плыли ввысь,

И сердца людей им вослед неслись:

«Пути земные завершив,

В безгрешную облекшись плоть,

Туда, где каждый вечно шив,

Туда, где ждет её Господь,

Она невинна, как дитя,

Летит, бессмертье обретя.

В те лучезарные края,

В обитель ангелов, под сень

Кущ, где Енох и Илия,

Безоблачный встречая день,

Прияли образ голубей,

Покинув мир земных скорбей.

Там, в семизвездной высоте,

Где нет ни горя, ни тревог,

Смиренно радуются те,

Кого избрал из смертных Бог.

И нет блаженству их конца

Пред взором любящим Творца.

Лучится светом всё и вся,

И души узрят Божий лик,

Его о милости прося

К тем, кто внизу от горя сник,

И к нам слетают в мир скорбей,

Чтоб нас утешить в жизни сей.»

Покоряла песнь, врачевал напев,

Дух мой воспарил, боль преодолев.

Горней песнью был я в тот мир влеком,

Что для нас, живых, смутен, незнаком,

В тот блаженный мир, что живому чужд:

Ни любви, ни мук, ни услад, ни нужд,

Ни желаний нет, но и нет утрат,

Никаких обид, никаких наград —

Горний мир далёк суете сует,

Нет ему конца и начала нет;

Словно мёртвый взор, взор издалека,

Здесь одна лишь мысль царствует века,

И постичь её разум наш не мог:

Ни страстей земных, ни земных тревог.

В окна храма свет пробивался к тем,

Кто стоял, молясь, неподвижен, нем.

Что там — плоть иль тень? не увидеть лиц,

Кто-то слёзы лил и склонялся ниц,

Не прося в немой горестной мольбе

Ни утех земных, ни конца себе.

Безмолвье спугнуло виденья чудес,

Из глаз моих образ нездешний исчез.

Отпели и гроб понесли на руках.

Гремел, пробудив неосознанный страх,

Исполненный грозного ужаса стон —

Гимн смерти, которым в конце похорон

Прощаются с мёртвыми те, что пришли

Отдать их разверстому лону земли,

Когда обезумевшей матери гнев

Творца проклинает, смиренье презрев,

И ярость её не знает границ:

Отчаясь, несчастная падает ниц.

XI

Я глянул наверх, ступив за порог, —

Сиял, как всегда, небесный чертог.

Всегдашние люди. Всегдашний покой

Царит, будто мир был от века такой.

И даже сейчас небесная даль

Столь ясной была, и столь светлой печаль

Была в этой ясности, праздничной столь,

Что чудилось мне, будто в нашу юдоль

Проник не лазури немеркнущий свет,

А милой души последний привет.

Но мысли внезапной пронзил меня   яд:

То правда ль, что вниз, на землю глядят

Бессмертные очи её ? Видно ль им,

Как сломлен жестоко я горем моим?

Быть может, она — только солнечный луч,

Который на миг сверкнёт из-за туч

И спрячется вновь — весёлый, живой,

Иль облачко лёгкое над головой?

А может, голубка вспорхнувшая та,

Которую тянет к себе высота?

Чего им неймётся, дерзаньям ума!

Что ищут они в тех пределах, где тьма?

Он здесь — нашей жизни последний рубеж

— Под холмиком жалким — пробоина, брешь!

Немые могилы, о, сколько вкруг вас

Стояло скорбящих в какой-нибудь час,

Тщету этой жизни хотевших проклясть,

И слепо глядевших в разверстую пасть,

Во мраке который скрывался навек

Любимый, бесценный, родной человек!

И сколько мятущихся, жарких сердец

Нашли в этой бездне безмолвной конец!

 Вот холмик,— плывёт ещё ладан над ним,

А мы схоронить уже рядом спешим

В чернеющей яме — от всех, от меня

— Её, что жила ещё третьего дня!

И даже последний мной брошенный ком

На этой могиле покроется мхом —

Всё может сравнять кладбищенский мох:

Могилы, и камень, и смену эпох.

А после ищи — не найдёшь ничего:

Кто был погребённый? Как звали его?

Какого он рода? в чём был его дар?

Герой иль повеса? и молод иль стар?

Иль дева младая? иль чёрствый скупец?

Богат или нищ? Нет ответа. Конец.

XIII

И вот уж уходит она от меня,

От жизни, от солнца, от светлого дня.

Последним лобзаньем к устам я приник,

В последнем лобзанье слились в этот миг

Любовь моя, боль моя, всё, чем я жил.

Но кто-то меня увести поспешил.

И тотчас глухой послышался стук —

То комья и камни летели из рук

На доски. И вот её уже нет,

Как будто она не рождалась на свет.

И солнце её не увидит теперь.

Навеки за ней уже замкнута дверь!

И слушал я, что говорилось людьми:

— Рабы Твоей душу, Создатель, прими!

Ну что ж, предстоит такое и нам,

Никто не жил вечно, мы все будем там.

И сколько б о жизни земной ни радел,

— Нас всех ожидает такой же удел!..

Вздохнув, поплелись от могилы толпой,

Спокойно беседу ведя меж собой,

Друг с другом простились, и говор затих.

Я видел: никто уж не плакал из них.

Всё было, как прежде. Как прежде, покой

Царил, будто мир был от века такой.

XIV

Потом и в моей воцарился душе

Гнетущий покой, и не знал я уже,

Где сон и где явь. Я лишь понял теперь,

Что жажду покоя, как раненый зверь,

Покоя, сладчайшей отрады земной.

Я вспомнить старался — что сталось со мной?

 Иль всё мне приснилось? Иль всё так и есть?

Иль чья-то насмешка? Иль чья-нибудь месть?

Ночь длилась — она бесконечной была,

И сон распростёр надо мною крыла.

Все чувства и всё, что теснилось в уме,

Объятое хаосом, скрылось во тьме.

Смерть, кладбище, мёртвая — вдруг отошли

Куда-то, и преобразились вдали

В неясные тени, в расплывчатый знак,

И, зыблясь, погасли. И гуще стал мрак.

Так сон благодатный спустился ко мне,

И вновь я всё то же увидел во сне:

XV

Крутясь, шумел серебряный поток,

Играло солнце в ясной синеве.

Не зная ни печалей, ни тревог,

Стоял я в той, приснившейся, траве.

И лилий целомудренных ковёр

Долину ароматом наполнял,

И райских голосов волшебный хор

Мне душу песнопеньями пленял:

«Вечная хвала тебе, Спаситель!

Тайне бесконечности хвала!

Свет в земную снизошёл обитель,

И могильная сокрылась мгла.

Тайне бесконечности хвала!

Жизнь души в заоблачном просторе,

В райской беспредельности светла.

Этот мир любви не знает горя,

Ни греха, ни тления, ни зла.

Тайне бесконечности хвала!»

И нежностью, и радостью звеня,

Витал любимый голос надо мной,

Откуда-то он песней звал меня

В мир бесконечный, к жизни неземной.

«Приди ко мне навсегда,

Приди, мой бедный, сюда,

Где смерть не ранит сердца,

Где лишь любовь без конца.

Приди ко мне, лети, спеши —

К освобождению души!»

1894 -1903

В беспредельность
В беспредельность

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *